Павел Лунгин взялся за российскую интерпретацию сериала «Родина». В процессе съемок он с трудом выкроил полчаса на разговор с THR, но даже за это короткое время успел поставить диагноз нации и объяснить, откуда берется сочувствие к отрицательным героям.
Этот материал был опубликован в июньском номере «The Hollywood Reporter – Российское издание».
— Если за океаном то, что большой кинорежиссер взялся за сериал, уже давно обычное дело, то у нас это пока уникальное событие. «Родина» стала вашим первым полноценным ТВ-проектом. Как вы решились на радикальную смену формата?
— Во-первых, это невероятно интересный проект. Я начал смотреть американскую «Родину»(сериал телеканала Showtime, созданный по мотивам израильского «Военнопленного»; российская версия также является интерпретацией последнего. — THR) и просто не мог оторваться. Сейчас появилась новая «семья» сериалов, в них есть какое-то наркотическое начало: пока не досмотрел, не отпускают. У меня это был первый такой телефильм, от которого я почувствовал зависимость и хотел еще и еще. Кино же устроено по-другому: ты проводишь два часа, переживаешь катарсис — и уходишь освобожденный. А тут я почувствовал новый принцип психологического воздействия, который пытаюсь сейчас сам разгадать и реализовать. Во-вторых, мне очень понравилось, что это история двух ненормальных, неформатных людей. Главные герои на грани нервного, психического срыва, и они вызывают симпатию, глубокие гуманистические чувства.